«В Советском Союзе требования по защите окружающей среды в несколько раз строже. А что касается атомных электростанций (АЭС), то требования в десятки раз превосходят нормативы… Поэтому при строительстве в нашей стране таких электростанций… вводится принципиально иное решение вопроса безопасности, исключающее вовсе радиоактивное заражение окружающей АЭС местности».

А. Шалинец, Г. Фадеев «Радиоактивные элементы», 1981 г.

Чернобыль. Суббота 26 апреля 1986 года, 1 час 23 минуты. Взрыв на четвёртом энергоблоке АЭС…

Отголосок аварии облетел всю планету, всколыхнув сердца и умы человеческие. Сотни людей: учёные и врачи, военные и рабочие - добровольно и, что греха таить, недобровольно отправлялись на помощь Чернобылю.

Одним из них был наш земляк В.П. Скочилов. Сейчас ему 34 года, работает столяром-плотником на Яранском комбинате хлебопродуктов. Женат, воспитывает двоих детей.

— Виктор Павлович, как вы попали на работы в Чернобыль?

— Вызвали нас по повестке в военкомат — человек десять в возрасте от 30 до 45 лет. Объяснили тем, что мы, находящиеся в запасе, должны время от времени проходить медицинскую комиссию. А в поликлинике на своих карточках вдруг увидели пометку «Чернобыль». На вопрос по этому поводу военком уклонился от прямого ответа. На другой день нас увезли в Киров, где утром следующего дня прошли вторую медкомиссию, а вечером нас отправили в учебное подразделение в одном из городов Южного Урала. Два месяца нас обучали специальности «химик-разведчик». Отказаться от «командировки» можно было лишь по состоянию здоровья.

— И когда вы узнали, что отправляют в Чернобыль, какое было чувство?

— На все «сто» сказали, что едем в Чернобыль лишь в Кирове. Скорее, было чувство неизвестности, неопределённости. Но страха не было. Надо, так надо. Не тебя, так другого отправят.

— А родные?

— Провожали, как на войну.

— Это было вскоре после аварии на АЭС?

— Я работал в Чернобыле два с половиной месяца — с апреля по июнь 1988 года. Этому ещё предшествовали два месяца в учебном подразделении.

— За работу платили?

— Во-первых, шли командировочные: 4 рубля 50 копеек в сутки, плюс ежемесячно 2 рубля на табак. Во-вторых, среднемесячная зарплата по месту работы в Яранске и дополнительная оплата работ непосредственно на станции вблизи реактора.

— Что увидели, приехав в Чернобыль?

— Куда ни посмотришь, везде колючая проволока, палатки, люди в военной форме. Непосредственно вокруг АЭС — пустыня. Территория станции засыпана метровым слоем земли, песка, щебня и покрыта асфальтом. Поразили кладбища техники. Неприятно было смотреть и на пустые глазницы разграбленных домов, особенно в то время, когда они утопали в цветущих садах. Когда мы приехали, каждого предупредили под подпись: «За «колючку» не ходить, грибы, ягоды не собирать, не купаться…» Постоянно занимались работами по дезактивации помещений, оборудования непосредственно на АЭС. Я работал также дозиметристом на контрольно-пропускном пункте в 30-километровую зону вокруг станции. Режим работы зависел от загрязнённости объекта, а так трудились обычно с 9 до 12 и с 14 до 16 часов.

— А как был устроен быт, питание?

— Жаловаться не приходилось, хотя жили в полевых условиях. Палатки на 20 с лишним человек были обустроены как надо самими же «партизанами», что жили до нас. Отопление — походная печь. В баню, при желании, можно было ходить хоть шесть раз в неделю. Четырёхразовое питание. Кроме того, в расположении подразделения «Военторг», «Чайная». Каждый вечер — фильмы. Артисты приезжали.

— Бытует мнение о пользе водки при работе в условиях радиации.

— Об этом и речи не могло быть. В закрытую зону запрещалось ввозить даже пиво. Это контролировалось милицией. И тот, кто всё же доставал каким-либо путём алкоголь, переносил действие радиации ещё хуже.

— А как вообще было с дисциплиной?

— Ещё в учебном подразделении каждое политзанятие начиналось со слов об ответственности за уклонение. А в зоне режим приближён к военному времени. При мне было два случая дезертирства, но какую ответственность дезертиры понесли за это — я не знаю.

— Повлияла ли работа там на здоровье?

— Да, бесследно не прошла. Не последнюю роль это сыграло в моём переходе на другую, более лёгкую работу по приезде домой. В Чернобыле часто болело горло, мучила головная боль. Теперь раз в год прохожу обязательное медицинское обследование. Вообще, применяемые средства защиты не были эффективными, не обеспечивали полной защиты. И ими пользовались только на работе. А подразделение ведь тоже было в черте закрытой зоны. Постоянно в защитной одежде ходить не будешь.

— Теперь имеете какие-то льготы?

— Право на них есть. В военкомате дали справку об этом. Льготы утверждены Совмином СССР и Центральным Советом Профсоюзов. Но данного постановления нет ни в военкомате, ни в райкоме профсоюзов, куда я обращался. Что знаем, тем пользуемся: пятидесятипроцентная скидка на лекарства, выбор удобного времени для отпуска. На несколько месяцев сокращается срок выхода на пенсию. Есть ещё возможность брать четыре дополнительных дня к отпуску. Воспользовался этим один раз, а потом… Официальной бумаги нет, каким же образом оформлять это, никто не знает. Самая весомая награда за эту работу — благодарность, которую вручили от командования войсковой части: «Вы уверенно прошли испытание на мужество и стойкость, проявили высокие морально-политические и психологические качества… Выражаем Вам сердечную благодарность за образцовое выполнение патриотического долга перед Родиной». Родина нас не забыла…

Беседовал Сергей Солодов.

P.S. Это интервью было опубликовано 25 апреля 1991 года в яранской районной газете «Знамя коммунизма» к пятилетней годовщине аварии на Чернобыльской АЭС.

Прошло двадцать пять лет.

Много воды с тех пор утекло. Тридцать лет минуло со дня Чернобыльской катастрофы, когда серия взрывов на атомной электростанции привела к выбросу в окружающую среду по всей Европе большого количества радиоактивных веществ. Десятки людей погибли вскоре после этого на станции и в ее окрестностях, многие другие – в последующие годы, большинство – из-за радиации и вызванных ею онкологических заболеваний. Серьезно пострадала Украина, а также соседние области Белоруссии и России. Усилия по ликвидации последствий радиационного заражения продолжаются…

К сожалению, нет сегодня в живых и самого Виктора Павловича Скочилова, в 1998 году, на 42 году жизни, его не стало…

Вечная память ему и всем ликвидаторам, которых уже нет с нами!